(Хочу только заранее предупредить, что сейчас я такого бы, конечно, не сделал, – давно уже стал закоренелым флегматиком и рейкистом, а тогда кровь горячая была…).
Дело было в 70-х годах. У меня, тогда ещё студента 4го курса Суриковского института, была неплохая трёхкомнатная мастерская на улице Горького. И когда все студенты после лекций спешили по домам, я спешил в мастерскую. А порой и ночевал в ней.
Бóльшую часть лекций по марксистско-ленинским дисциплинам я прогуливал на пару с моим дружком Володей. Володя был очень рад тому, что у меня есть своя мастерская, но как потом выяснилось, рад он был этому не как художник. Раза по два, а то и три в неделю он в институте подваливал ко мне с заговорщицкой улыбкой и предлагал: – «Ну, что сегодня после живописи пойдём к тебе музон слушать?…» Мне было не жалко. Я сидел в средней комнате за рабочим столом и делал иллюстрацию или писал портрет какой-нибудь приглашённой девушки, а он, развалившись на диване в дальней, слушал музыку и попивал ликёр. И всё бы ничего, если бы это случалось гораздо реже и не так регулярно. Но когда это стало превращаться в систему, то постепенно начало меня напрягать. К тому же, кроме знакомых по институту у меня были и знакомые по Пушкинской тусовке, – хиппари с Пушкинской площади (там в 70-х было место их встреч, откуда они потом расползались группами по близлежащим улицам и переулкам) – публика довольно разношёрстная, от подозрительных укурков, до рок-музыкантов и богатеньких мажоров. Так как мастерская располагалась недалеко, то они частенько заходили ко мне в гости «без звонка», но с гостинцами. И вот я стал замечать, что мой Володя начал мутить за моей спиной какие-то стрёмные делишки с этими ребятами, – то им какие-то свёртки надо подержать у меня пару дней, то несколько коробок. Скромный поначалу Володя, так вписался в эту компанию, что нередко стал заявляться ко мне уже всей кодлой по выходным и без предупреждения. Мне это не очень нравилось и порой я делал вид, что меня в мастерской нет или я не слышу звонка в дверь из-за громкой музыки, но ребята кидали в окно снежки (2-й этаж) или мелкие камушки орали на весь двор: -«Серж, открывай! Это мы!!»
Короче мне эта фигня так надоела, что в зимние каникулы я сказал всем: – «На каникулы мастерская закрывается. Буду дома работать.» Ожидал, что после вынужденного перерыва всё постепенно успокоится.
Но всё же, через несколько дней заехал в мастерскую. Войдя во внутрь, уже в коридоре почувствовал характерный косячный запашок, в дальней комнате полный бардак – на полу застеленным паласом, бычки, семечная лузга, пустые бутылки… прозрачный пластмассовый кожух, накрывавший две люминесцентные лампы, выкрашен в красный цвет. В общем – эротический полумрак. Я не на шутку рассердился и в тот же вечер позвонил Володе. Он признался, что Ёж (один из компании) ещё давно просил его на всякий случай снять по-тихому копию с ключа от моей мастерской, а тут как раз такой случай – несколько тёлочек сняли, а приткнуться негде…
В общем, я его простил и вставил новый замок. Но в одно из следующих воскресений увидел, что входная дверь просто отжата от косяка фомкой. Внутри примерно та же картина, только ко всему прочему свинству добавились ещё и следы от выстрелов из духовушки – в дверях, стенах, планшетах глубоко сидели свинцовые пулечки, типа тех, что выдают в тире. Даже три пульки продырявили лицо на портрете знакомой девушки, который висел на стене. К одной из дверей был прислонён мой пылесос, а над ним к самой двери скальпелем пригвождён червонец, – типа это тебе за труды по уборке помещения. На этот раз Володя пошёл в отказ: – «Ничего не знаю. Дома сидел.» Но я провёл своё расследование и расспросил уборщицу, которая по субботам убирала наш общий с Текстиль-промом коридор. – «Так ваши знакомые несколько раз приходили-уходили», – ответила она и очень точно описала характерную внешность и одежду моего приятеля Володи и Ежа. Пришлось мне повесить на дверь большой амбарный замок с ушками.
Следующая суббота стала решающей. Заехав в воскресенье, увидел что висячий замок был просто спилен. В комнате отдыха на полу валялись несколько пустых баллонов из-под закиси азота, и кроме уже традиционного в таких случаях бардака заметил, что был украден магнитофон с колонками и (самое ценное) настоящая слоновья нога, стоящая у меня в углу, как корзина для бумаг и очинки карандашей. Это стало последней каплей – терпение моё лопнуло.
Володя по-прежнему изображал из себя моего друга, и в институте общался со мной как ни в чём не бывало. Я тоже не подавал виду, что догадываюсь о его хамских предательских выходках, но решил наказать его.
А как можно реагировать на систематическое хамство, когда человек, упиваясь своей безнаказанностью, ведёт себя так, будто хочет посмеяться и сказать – «И что ты мне сделаешь?»
Недалеко от института был заброшенный полуразрушенный двухэтажный выселенный дом. Мы пару раз с Володей заходили туда. Вот там я и решил прибить его. Вариантов было несколько. Предлогов зайти туда вместе ещё один раз было предостаточно, но дальше были варианты – стукнуть его кирпичом по голове, спихнуть в провал сломанной лестницы, у которой были отломаны перила или шарахнуть его током через оголённые провода (как мы с ним выяснили в первый заход, дом почему-то не был отключён от электросети). Все эти варианты я неоднократно прокручивал в голове. Несколько раз заходил в дом, представлял, как я это сделаю. Потом в разных комнатах положил по кирпичу, а за одной из дверей на всякий случай припрятал ломик. Подготовил провода. Какой-то из вариантов должен был сработать, готов был импровизировать по ходу действий. Назначил примерный день, но… вскоре по дороге в институт, проходя мимо этого дома увидел несколько рабочих в касках, которые что-то обсуждали стоя перед этим домом, изнутри тоже доносился шум. А через два дня домик снесли…
А между тем хамские набеги на мою мастерскую продолжались. Так как субботу- воскресенье я чаще проводил дома, то на эти дни они и приходились. Казалось, что Володя молча гордился своей безнаказанной изобретательностью. Ещё два раза я менял замки и оба раза они были вскрыты – высверлены или открыты какой-то отмычкой. Мой тихий гнев требовал выхода, спектакль чересчур затянулся.
Всю неделю я за ним присматривал, а в очередную ночь с субботы на воскресенье решил устроить засаду. Чутьё подсказывало мне, что в эту ночь Володя с Ежом, а может и ещё с кем-то опять нагрянут в мою мастерскую. Взял с собой две широких стамески (на крайний случай для защиты) и отрезок водопроводной трубы с небольшим коленцем, который валялся у меня в кладовке после замены батареи. Каков был план? План, конечно, был сыроват, – перед одним из предыдущих набегов я вывернул и спрятал на полке электропробки, но у ребят были с собой спички и, исчиркав пару коробков, они всё же их нашли. На этот раз я решил три пробки только лишь чуть-чуть выкрутить, но оставить на месте, а четвёртую заменил на перегоревшую, дальше решил действовать по ситуации. За входной дверью справа в коридоре располагался электрощиток, сразу за ним дальше дверной проём в кухню (без двери), а напротив дверь в первую комнату, которой я почти не пользовался. Вот за этой-то дверью я и решил затаиться. Расчёт был такой – на общей площадке свет не горел, внутри мастерской тоже темно, слабый свет со двора попадает только через кухонное окно, окно же в комнате плотно зашторено, – те, кто придут, зажгут спички и начнут ковыряться в щитке спиной ко мне. Далее – мой выход, я бью их трубой по балде, а потом провожу воспитательную беседу… или не провожу. Это уж с какой силой удар придётся.
Если бы мне сейчас предложили простоять на ногах с десяти вечера до пяти утра, то я бы посчитал что это не очень-то комфортно, а тогда время промелькнуло довольно быстро. До двух ночи стоял весь на взводе, прислушиваясь к любому шуму со двора, потом постепенно начал осознавать, что в эту ночь они так и не появятся.
Когда же пришёл на следующее утро в институт, Володи на занятиях не было. А в большую перемену уже весь институт гудел от сплетен, – оказывается, этой ночью Володя с Ежом отжали с улицы окно в ректорскую комнату, залезли туда и пытались украсть большой магнитофон. Поскольку они были несколько пьяны, то были полны самоуверенности и тишину не соблюдали. Их услышала ночная дежурная, (её пост находился не так далеко от ректорской) позвонила в милицию, а отделение милиции находилось наискосок от институтского подъезда.
Короче, – их замели, судили, дали по 2 года условно и один год исправительных работ. В результате Володя один год пропустил, работая дворником, а потом, благодаря доброте тогдашнего нашего ректора Павла Бондаренко, снова восстановлен. Потом он рассказал мне, что этот украденный магнитофон они с Ежом хотели как раз в ту ночь завезти ко мне в мастерскую и там спрятать.
Его я искренне простил, зла не держал и долгое время после этого ещё продолжал поддерживать с ним добрые отношения.
Прошло 20 лет. С Володей мы изредко перезванивались, один-два раза в год встречались просто поболтать о новостях, но общих тем становилось всё меньше. Он после института в Перестройку не смог удержаться в профессии, ушёл в бизнес, стал владельцем какой-то компании, торгующей материалами для дач.
И вот звонит мне как-то один наш общий знакомый и говорит: – «Слышал? – нашего Володьку убили.»
– С чего ты взял, – говорю, – я с ним не так давно виделся.
– Да вот в криминальных новостях передавали.
Решил позвонить ему, проверить. Несколько раз звонил. Никто трубку не берёт. Ладно, забыл про него.
А ещё через месяц или два, звонит мне какая-то тётенька, представляется матерью гражданской жены Володи, подтверждает, что его вместе с «женой» действительно убили, и очень просит с ней встретиться. Встречаемся с ней на лавочке в метро, она рассказывает подробно как всё произошло, потом объясняет, что мой телефон ей дали в ректорате института, так как она просила дать ей телефон какого-нибудь Володиного друга, (декан факультета там был всё тот же, который нас хорошо помнил). Ей нужно было, чтобы я выступил на суде, с добрыми словами о Володе, так как адвокат обвиняемого (убийцу быстро нашли) очерняет Володю, говорит, что он был очень непорядочным человеком и нашёл ещё несколько человек, которые выставляют его тоже в таком свете, что получается, что он получил по заслугам. Я согласился замолвить за него доброе словечко.
Прошло ещё несколько месяцев. Забыл про него и не вспоминал. Звонок в дверь. Стоит опять та же тётенька. Уж не знаю, где она мой адрес взяла. – «Очень вас прошу, вы уж придите на суд, замолвите за Володю доброе словечко». Назвала дату суда и ушла.
На суде, кстати, судья посчитал, что моё выступление ничего не добавит по существу и отказал в нём.
Прошло ещё пару лет, я уже с головой был во всякой эзотерике, каббале, каналах рейки и прочей эниологии и вдруг понял, что его убили не просто так. Это как бы был отложенный заказ. Хоть я и не проводил никаких специальных ритуалов, но эмоциональный выплеск, до которого он меня довёл тогда мог создать какую-то стойкую мыслеформу, запрограммированную на выполнение задачи. Я его уже давно простил, всё забыл, но эта отпущенная мыслеформа, а может уже и примитивная сущность, продолжала работать над поставленной задачей. На её решение понадобилось 20 лет, и вот через эту тётушку она как бы передала мне послание – «Задание выполнено – объект уничтожен».
(В оформлении использовал свою картину, посвящённую этой мастерской и многим не менее мистическим событиям произошедших в ней далее. Но это уже совсем другая история).